Я заболела этим мюзиклом несколько лет назад, и, поскольку уже в то время он давно уже не шел на сцене, я могла довольствоваться лишь записями. Я посмотрела все официальные и полуофициальные версии, вплоть до студенческих постановок. , но увидеть тот самый полноценный спектакль вживую мне все никак не удавалось. В прошлом году приезжали звезды золотого состава этого мюзикла, но отсутствие костюмов, декораций и большого количества песен создали совсем другую атмосферу, это был необычный и непривычный формат, даже для самих артистов, и все-таки не отпускало ощущение, что это все не то. И вот через какое-то время в Москве начали продавать билеты на полноценную версию мюзикла, но тут другая проблема: золотой состав играть не будет, а петь будут на английском. Первым моим порывом было высказать свое презрительное «фи» и сохранить верность Брюно Пельтье, Гару, Даниэлю Лавуа, Люку Мервилю, Патрику Фьори, Жюли Зенатти и Элен Сегара. Но потом я все же решила не упускать, возможно, единственного шанса увидеть полный живой спектакль, и я купила билет в «Крокус Сити Холл», на отличные места в 6-м ряду vip-партера. Дата – третье ноября, 20-00.
читать дальшеПризнаюсь честно, негативные отзывы о премьерном спектакле 31 октября меня сильно напугали. Тогда я представила, что я в Париже и иду во Дворец Конгрессов смотреть мюзикл когда-нибудь в 1998 году, когда он только набирал популярность, и не было никакого золотого состава, а были только семь человек с подтанцовкой и дублерами, каждый вечер собиравшие 4000 тысячный зал. Я приготовилась ждать чего-то интересного, но не слишком выдающегося. А на краю сознания ещё вертелась мысль, что мюзикл за 10 лет банально устарел как постановка, и теперь будет смотреться со сцены просто глупо. В общем, иллюзий я не питала.
Организация мероприятия со стороны «Крокуса» тоже всеми силами пыталась испортить мне настроение. Непонятно где расположенный гардероб, программки с опечатками за 500 рублей и задержка более чем на двадцать минут – все это заставило меня усесться в свое кресло и демонстративно заняться чтением газеты. Но когда, наконец, свет в зале погас, и заиграла увертюра, сердце мое екнуло. Это же он, тот самый Нотр-Дам, и сейчас выйдет Гренгуар, а потом будут «Бродяги», а потом…
И Гренгуар вышел. Кстати, на записях мне всегда нравилось, что он появляется из темноты, словно из ниоткуда, а тут я хорошо видела, как в темноте его ещё темная тень вышла из-за кулис и улеглась на ящик. Вообще многое стало очевидно из-за несовершенной системы освещения в «Крокусе», например, куда деваются актеры после своих арий. На записи они так удачно пропадают в темноте, как будто проваливаются сквозь землю. А в реальном спектакле хорошо видно, как они просто быстро уходят со сцены. Поэтому все-таки хотелось бы полного затемнения между сценами на сцене и в зале. А в остальном свет просто замечательный, никаких накладок с ним я не заметила. Единственный косяк визуализации был с надписью «на каменной стене собора» - Anarkia. Во-первых, по-английски они пели Anarchy, а вообще-то в оригинале было греческое АНАГКN, что как раз и означает «рок» или «судьба». Так что anarchy («безвластие») – не в тему, а anarkia – это вообще какое-то непонятное слово на тарабарском языке.
Теперь о героях. И игравших их актерах. Их буду перечислять в произвольном порядке, просто кто как вспомнится.
Гренгуар (Richard Charest). Как только он взял первое «From nowhere came the age of the cathe-e-e-e—edrals», я с облегчением выдохнула. Гренгуар «удался»! Тембром похож на Пельтье, недаром дублировал его в оригинальной постановке. А как замечательно он играл! Лучше всех, пожалуй. Он был постоянно вовлечен в действие, даже если не пел. Если бы у меня были цветочки (а я очень пожалела, что у меня их не было), то я бы, скорее всего вручила бы их ему. Хотя бы за то, как он в самом конце спел на бис Il est venu le temps des cathedrales по-французски. Я стояла у сцены, фотографировала его и пела вместе с ним и ещё другими фотографирующими.
Фролло (Robert Marrien). Вообще не знала, кто это такой до спектакля, но понравился. Не такой симпатяга, как Лавуа, конечно, но он так проникновенно спел «I’m a priest and I love this girl», что даже по-настоящему «убийственная» Your Love Will Kill Me (в основном из-за кошмарного перевода), которую я смотрела сквозь щелочку в ладони, не смогла перекрыть впечатление. Сцены с допросом и пыткой Эсмеральды, а потом его приходом к ней в тюрьму они отыграли прекрасно. Но теперь я даже боюсь представить, что творилось в зале, когда Фролло играл Даниэль Лавуа. Наверное, тем люди просто не понимали Эсмеральду, вопящую не своим голосом «Vas-t-en!»
Раз уж речь зашла об Эсмеральде, то её играла Alessandra Ferrari. Очень живая и эмоциональная Эсмеральда у неё получилась. Хорошо танцует и вообще двигается по сцене. Поет тоже хорошо, только английские слова иногда проглатывает, слышно, что это этот язык ей не родной. Vivre или Live у неё получилась прямо боевая. Мол, живу, люблю, и буду любить, пока не умру. И НИИПЁТ. А когда убивают Клопена, то вид у неё не растерянный и расстроенный, а «ну щас я буду вам мстить!» Так что когда её всё-таки ловят и вешают, смерть её почему-то не вызывает жалости, а только - «ну вот, допрыгалась». Честно, гораздо больше сострадания при её смерти чувствуешь к Квазимодо, которого играл Matt Laurent. От Гару отличается отсутствием фирменной хрипотцы. Больше, кажется, ничем… Особенно мне у него понравились God You Made the World All Wrong и Dance My Esmeralda.
В антракте подруга с круглыми глазами спросила меня: «А что, Клопен поет под фонограмму? У него движения губ с тем, что он поет, не сходятся!» Во втором акте я стала внимательно наблюдать за Клопеном, но ничего криминального не заметила. Зато на «Колоколах» мне показалось, что Квазимодо тоже пел одно, а губы у него шевелились по-другому. Но я так поняла, что это из-за хора, который записан у них на минусовки во всех танцевальных номерах. То есть, даже если певец собьется из-за одышки, за счет хора этого слышно не будет. Полную фанеру, честно говоря, не хочется даже подозревать.
Флер-де-Лис (Elicia Mc Kenzie) и Феб (Yvan Pedneault) не особенно впечатлили, но и негативных эмоций не вызвали. Первый их дуэт смотрится очень смешно: в песне такие сюси-пуси и сердечки, а певцы стоят друг от друга на расстоянии три метра как истуканы и даже не шевелятся. В La Monture Флер-де-Лис смешно убегает от Феба в туфлях, которые у неё, наверное, на два размера больше, чем нужно. В Torn Apart Феб так и не смог убедить меня, что он волочится за двумя бабами одновременно и счастлив от этого. Но пел неплохо, не лажал, по крайней мере.
Акробаты и танцоры в мюзикле – это вообще на грани возможного, я считаю. То бродяги, пришедшие просить убежища в соборе, то индейцы с перьями на празднике шутов, то жители Двора Чудес, то девицы из Вальдамура и их клиенты, то язычки колоколов, то заключенные в тюрьме – они великолепны в любой ипостаси, прыгают как гуттаперчевые мячики! И на хоровых ариях они всегда поют, пусть и без микрофонов. И ещё они не просто танцуют, но и играют. Вообще на сцене происходит гораздо больше, чем видно в записи, поэтому мюзикл нужно обязательно смотреть вживую. Например, во время «Луны» на видео показывают одного Гренгуара, а на сцене в этот момент ещё Квазимодо заносит Эсмеральду в башню собора. Ещё пока Эсмеральда поет Ave Maria, Фролло наблюдает за ней с амвона, а ещё он наблюдает с высоты своего собора за праздником шутов. Гренгуар перед тем как бросить во Флер-де-Лис и Феба блестки выходит на авансцену и делает знак залу – мол, тише, сейчас я их разыграю. А во Дворе Чудес Эсмеральда учит Гренгуара танцевать по-своему, но у него ничего толком не получается. За массовкой вообще не успеваешь следить, глаза разбегаются, у всех свои движения, свои жесты, свои маленькие роли в каждом номере.
Как ни странно, постановка стала для России гораздо актуальнее, чем была в 1998 году, когда только появилась, и в 2002 году, когда она добралась до России. В свете последних событий теснящие бродяг решетками стражники очень напоминают ОМОНовцев, разгоняющих митинг, даже удивляешься отсутствию у "сан-папьеров" белых ленточек. Да и проблема межнациональных взаимоотношений и нетерпимости на национальной почве стоит теперь в нашей стране, к сожалению, гораздо острее, чем в начале 2000-х. Вопросом "Can we make a world to which everyone belongs?" у нас теперь задаются не меньше, чем в Европе.
Уже выйдя из зала и сев в метро, я вновь задалась вопросом, устарело ли шоу и надо ли менять постановку. Честно говоря, смотря спектакль в записи, мне всегда хотелось что-то изменить, где-то дополнить, где-то убрать ненужные и странные движения, а то и вовсе переделать мизансцены для всего спектакля. Я раньше думала, что если бы я ставила спектакль на эту музыку, я бы много чего изменила в нем, по сравнению с оригинальной версией. Однако в живую спектакль смотрится совсем по-другому. И я могу с уверенностью сказать, что он уж точно не устарел. Скорее, это просто концертные залы очень выросли в техническом отношении, получив те возможности, которые у французских театров были более 10 лет назад. Когда Нотр-Дам привозили в Россию, театр Оперетты почти полностью переделали под него, благодаря чему в этом театре до сих пор идут уже российские мюзиклы, но по французской кальке. Тогда Нотр-Дам был ужасно сложным спектаклем и вывел российские постановки на новый технический уровень. Ведь с одним стулом и столом его не сыграешь. Теперь, как я понимаю, Крокус-сити холл располагает всей необходимой аппаратурой для постановки такого уровня, и ничего качественно менять в нем специально для Нотр-Дама не пришлось. Но при этом спектакль вовсе не выглядит как спецэффекты в старых фильмах, и это меня очень порадовало. Мне бы хотелось, чтобы его возродили на постоянной сцене в Москве с новым переводом. Мне кажется, этому спектаклю ещё есть много что сказать зрителю, новое поколение любителей мюзикла, не заставшие старую русскую версию, будут открывать его, а для давних поклонников он заиграет новыми красками. Кроме того, мюзикл сможет вызвать интерес к первоисточнику, что немаловажно в наш век, когда людям просто некогда читать. И очень хочется, чтобы новые актеры стали достойной заменой «золотому составу», как это бывает в музыкальных постановках, идущих почти без перерыва в течение многих лет. Обидно будет, если Notre Dame de Paris так и останется мюзиклом одного состава, а его солисты – артистами одной роли.